Р

Один из изобретателей аэроплана, Орвилл Райт, был крайне сдержанным и молчаливым человеком.
- Единственная говорливая птица - попугай, - объяснял Райт свою постоянную молчаливость и замкнутость, - но она, как известно, летает невысоко.

Декан Московского университета Раковский однажды высказался так:
- Есть лекторы двух типов. Когда лектор первого типа заканчивает лекцию, слушатель думает: "Какой он умный, и какие мы дураки - мы ничего не поняли!" Когда замолкает лектор второго типа, слушатели с удивлением переглядываются: "Какой он глупый, и какие мы умные - мы поняли все!" Я предпочитаю принадлежать ко второму типу.

Б.Рассел, математик и логик, сказал: "Математики не знают, о чем говорят, а также - верно ли то, что они говорят".

Резерфорд был первым заморским докторантом в кембриджском старинном Тринити-колледже. Когда в 1895 году двадцатичетырехлетний сын новозеландского фермера там появился, старожилы отнеслись к нему свысока. Но уже вскоре по Кембриджу распространилась фраза одного заслуженного физика:
- Мы получили дикого кролика из страны антиподов, и он роет глубоко!

В июне 1907 года Резерфорд приехал на работу в Манчестер и осмотрел помещения своей будущей лаборатории и кафедры. Осенью, приступив к работе, Резерфорд обнаружил, что его владения стали явно меньше!.. Ему объяснили: летом, в эпоху короткого междуцарствия, когда Шустер уже сложил с себя полномочия шефа, а он, Резерфорд, их еще не принял, часть территории физиков захватили химики...Он явился на факультетское собрание, не сдерживая ярости...
Когда настал его черед держать речь - первую речь в университете! - он встал, грохнул кулаком по столу и проревел:
- By thunder!
Мемуаристы умалчивают, в каких выражениях потребовал Резерфорд немедленного возвращения оккупированных комнат. Он и после заседания не сразу стал на якорь: настиг в коридоре профессора химии и продолжил свою атаку. Отбиваясь, тот бормотал в ответ, что "это кошмар" и "дурной сон"...
Дело было сделано.
В один присест он сумел на все двенадцать будущих манчестерских лет избавить себя, кафедру, лабораторию от чьих бы то ни было посягательств. Разумеется, по университету пошли разговоры о деспотической нетерпимости, безудержном генеральстве и фермрской грубости профессора Резерфорда. Но физиков это не огорчило - они сразу почувствовали себя за каменной стеной.

Однажды вечером Резерфорд зашел в лабораторию. Хотя время было позднее, в лаборатории склонился над прибором один из его многочисленных учеников.
- Что вы делаете так поздно? - спросил Резерфорд.
- Работаю,- последовал ответ.
- А что вы делаете днем?
- Работаю, разумеется, - отвечал ученик.
- И рано утром тоже работаете?
- Да, профессор, и утром работаю, - подтвердил ученик, рассчитывая на похвалу из уст уважаемого ученого.
Резерфорд помрачнел и раздраженно спросил:
- Послушайте, а когда же вы думаете?

Резерфорд не позволял работать в Кавендишской лаборатории дольше шести часов вечера, а по выходным дням не позволял работать совсем. Он говорил:
- Совершенно достаточно работать до шести часов вечера, остальное время надо думать. Плохи люди, которые слишком много работают и слишком мало думают.
Известен анекдот по этому поводу.
Резерфорд обходил лаборатории и, застав там кого-нибудь, говорил:
- Господа, пора уходить. Если вам не удалось сделать того, что надо было, до шести часов, то вряд ли вообще удастся это сделать. Идите домой и подумайте.

Резерфорд говорил, что все науки можно разделить на две группы - на физику и коллекционирование марок.

В Манчестерской лаборатории Резерфорда, где было открыто атомное ядро, побывали в 1911 году немало ученых из разных стран. Один из них - крупнейший японский физик Нагаока - написал Резерфорду из Токио: "Мне кажется гением тот, кто может работать с такой простой установкой и собирать при этом богатый урожай, далеко превосходящий то, что получают другие с помощью самых чувствительных и сложных устройств".
Это похоже на известные слова Гельмгольца о Фарадее: "Он показал мне все, что нужно было видеть. Но это было не много, ибо старые куски проволоки, дерева и железа кажутся ему достаточными для того, чтобы прийти к величайшим открытиям".

Однажды на банкете в лондонском Королевском обществе известный астрофизик Артур Эддингтон глубокомысленно сказал, что электроны, быть может, всего только "умозрительная концепция", а реально они не существуют. Резерфорд встал, и по словам очевидцев у него был вид рыцаря, готового вскричать: "Вы оскорбили даму моего сердца!" А вскричал он следующее:
- Электроны не существуют?! Ах, вот как! Отчего же я вижу их так ясно, как эту ложку перед собой?
Когда эту историю рассказали в наши дни в одной ученой аудитории, все весело рассмеялись, кроме молоденького доктора химических наук.
- Чепуха! - с удивительной серьезностью возразил он. - Наш глаз не может увидеть шарик диаметром в 10^-13 сантиметра.
И победительно поправил сползающие очки. Раздался насмешливый голос его соседа:
- Старик, ты никогда еще не говорил ничего более разумного, но Резерфорда из тебя не получится!

Эрнст Резерфорд пользовался следующим критерием при выборе своих сотрудников. Когда к нему приходили в первый раз, Резерфорд давал задание. Если после этого новый сотрудник апрашивал, что делать дальше, его увольняли.

Физик Резерфорд был награжден Нобелевской премией по химии за создание теории радиоактивного распада атомов. На вопрос журналиста, как ему, физику, удалось получить премию по химии, профессор ответил:
- Мне приходилось иметь дело со всевозможными превращениями весьма различной деятельности, но быстрейшее из всех, мне известных, - это мое собственное превращение из физика в химика: оно произошло в мгновение ока.

Когда зашел разговор о больших успехах, последовавших в физике один за другим, кто-то из друзей Резерфорда заявил ему:
- Вы всегда на гребне волны!
- Верно, но это ведь я и поднимаю эту волну, - оветил Резерфорд.

В один из майских дней 1912 г. молодой радиохимик из Венгрии Дьердь Хевеши - ровесник и приятель Бора - позволил себе задать Резерфорду элементарнейший вопрос:
- Альфа-частицы приходят из ядра. Это несомненно. Но откуда приходят электроны?
Разумеется, Резерфорд не промедлил с ответом. Однако то, что услышал Хевеши, звучало неправдоподобно: автор планетарной модели отсылал его к другому авторитету!
- Спросите Бора - коротко и кротко проговорил Резерфорд.
Любивший поиронизировать над чистыми теоретиками, сэр Эрнест говорил о тихом датчанине: "Бор - это другое..." Он был в его глазах исследователем, озабоченным не математическими уловками, а устройством природы и устройством нашего познания природы.

П.Л.Капица дал Резерфорду шутливое прозвище "Крокодил". По одним данным прозвище появилось потому, что у Резерфорда был громкий голос и он не умел управлять им. Могучий голос Резерфорда, встретившего кого-нибудь в коридоре, предупреждал тех, кто находился в лабораториях, о его приближении, и сотрудники успевали "собраться с мыслями".
По другим сведениям это прозвище появилось потому, что "Крокодил никогда не поворачивает головы назад...Он идет со своей всепожирающей пастью только вперед". На стене здания института в честь этого был даже изображен крокодил.

Резерфорд демонстрировал слушателям распад радия. Экран то светился, то темнел.
- Теперь вы видите, - сказал Резерфорд, - что ничего не видно. А почему ничего не видно, вы сейчас увидите.

Осенью 1934 г. Капица поехал из Англии в СССР, как обычно, повидать мать и друзей, и был совершенно неожиданно лишен возможности вернуться в Кембридж. В Советском Союзе в продолжении трех-четырех лет Капица не имел своей лаборатории и не мог продолжать свою научную работу.он
15 мая 1936 г. Резерфорд писал в СССР своему ученику П.Л. Капице:
- Начните научную работу, даже если она не будет мирового значения, начните как можно скорее, и Вы сразу почувствуете себя счастливее. Чем труднее работа, тем меньше времени останется на неприятности. Вы же знаете, что некоторое количество блох хорошо для собаки, но я думаю, что Вы чувствуете, что у Вас их больше, чем нужно ...
Советское правительство предложило Капице закупить у Англии то оборудование, на котором он раньше работал. Можно представить себе раздвоение чувств у Резерфорда, узнавшего об этом, - он так любил эти машины! Но Капицу он любил больше. Оборудование было отдано Советскому Союзу за сравнительно небольшую сумму - тридцать тысяч фунтов. Говорят, Резерфорд, принимая решение, сказал:
- Эти машины не могут работать без Капицы. А Капица - без них...

Ученики любовно называли своего учителя "папой", а Резерфорд также любовно называл своих учеников "мальчиками". Он говорил:
- Ученики заставляют меня самого оставаться молодым.
Только Гейгеру его строгое немецкое воспитание не позволяло пользоваться фамильярным "папой". Он называл его "профом".

Резерфорд был экспериментатором и в этом отношении напоминал Фарадея. Он мало пользовался формулами и мало прибегал к математике. Иной раз, пытаясь вывести при своих докладах формулу, он путался и тогда просто писал результат, замечая:
- Если все вывести правильно, то так и получится.

Как-то за обедом в Тринити-колледж П.Л.Капица стал развивать взгляд, что всякий крупный ученый должен быть до некоторой степени сумсшедшим. Резерфорд услыхал этот разговор и спросил:
- По вашему мнению, Капица, я тоже сумасшедший?
- Да, профессор.
- А как вы это докажете? - спросил Резерфорд.
- Очень просто,- ответил Капица. - Вы помните , несколько дней назад вы сказали мне вскользь, что получили письмо из США, в котором крупная американская фирма предлагала вам построить в Америке колоссальную лабораторию и при этом предлагала платить сказочное жалованье. Вы только рассмеялись на такое предложение и серьезно его не стали рассматривать. Так вот, с точки зрения нормального человека вы поступили, как сумасшедший.
Резерфорд рассмеялся и сказал, что, по всей вероятности, Капица прав.

Японский министр просвещения, барон Кинучи, был известным физиком, хорошо знал работы Резерфорда и попросил познакомить его с ним лично, что и было сделано. Однако японец не поверил, что ученый, с которым он беседовал, тот самый Резерфорд. Восточная сдержанность не позволила ему высказать недоумение при встрече в лаборатории Резерфорда. Когда Кинучи вышел с представившим его профессором на улицу, он спросил:
- Я полагаю, что Резерфорд, которого вы мне представили, сын знаменитого профессора Резерфорда?
Дело в том, что Резерфорду было 37 лет, его внешность и моложавость явно не соответствовали тому, что он успел сделать в физике.

В 1923 году канадский ученый-экономист спросил Э. Резерфорда, что он думает о теории относительности.
- А, чепуха! — ответил Резерфорд. — Для нашей работы это не нужно.

Резерфорд, будучи студентом Кентерберийского университета, стал одним из инициаторов создания научного студенческого общества. Под студенческую лабораторию выделили холодный сарай с цементным полом. Лабораторию из-за этого величали "пещерой". Прочитав статью Герца об электромагнитных колебаниях,Резерфорд решил сконструировать в "пещере" беспроволочный телеграф. Это было первое открытие двадцатичетырехлетнего Резерфорда. Эту работу использовали в своих открытиях в области радио Александр Попов и Гульермо Маркони. Она произвела большое впечатление в университете, и Резерфорду даже "простили" его ошибки - фантазии на счет строения атома. А дело обстояло так.
Учась на втором курсе, он избрал для доклада на заседании общества тему "Эволюция материи". В нем он заявил, что все атомы построены из одних и тех же составных частей. По тем временам это было просто невежеством: царившая в физике атомистическая теория англичанина Джона Дальтона непоколебимо утверждала неделимость атома! На следующем заседании общества Эрнесту Резерфорду пришлось принести извинения своим товарищам за то, что он под видом научного доклада рассказывал явную белиберду!

Когда Резерфорду говорили, что его ученик работает над безнадежной идеей, напрасно тратит время, приборы и т.п., Резерфорд отвечал:
- Я знаю это. Знаю, что он работает над абсолютно безнадежной проблемой, зато это проблема его собственная, и если работа у него не выйдет, то она его научит самостоятельно мыслить и приведет к другой проблеме, которая уже не будет безнадежной.

В Тринити-колледже рассказывают о знаменитой Фразе Резерфорда по поводу коллег с гуманитарных факультетов:
- Они слишком гордятся тем, что не знают, что происходит между тем моментом, когда они нажимают кнопку дверного звонка, и моментом, когда звонок начинает звенеть.

Известный немецкий ученый Вилли Вин в одной беседе с Резерфордом иронически сказал:
- Англосаксы не могут понять теории относительности!
Защищаясь, Резерфорд рассмеялся.
- Нет, почему же, - примерно так ответил он Вину, - у нас, у англосаксов, более чем достаточно здравого смысла!

Капица вспоминал, что Резерфорд часто приходил к нему в лабораторию на короткое время и неизменно делал замечание вроде:
- Что вы тут все время топчетесь на одном месте, когда же будут результаты?
Такие замечания производили очень сильное впечатление, в особенности потому, что они делались громким голосом и с суровым выражением лица. Впоследствии Капица убедился, что это были просто автоматические высказывания; Резерфорд делал их, видимо, по привычке, он унаследовал эту привычку от новозеландских фермеров, которые, приходя на поля, считали необходимым парой "добрых" слов подбодрить работающих на поле батраков.

Многие физики, особенно теоретики, любят научные споры; процесс спора для них - способ мышления. Никто не слышал, чтобы Резерфорд спорил. Он высказывал свое мнение очень коротко и с предельной ясностью и конкретностью; если ему возражали, то он с интересом выслушивал возражения, но на этом дискуссия и кончалась.

Когда Капице приходилось приносить Резерфорду для утверждения чертежи импульсного генератора большой мощности для получения сильных магнитных полй, то Резерфорд из вежливости клал перед собой синьку, не обращая внимания на то, что она лежала перед ним вверх ногами, и говорил:
- Этот чертеж меня не интересует, вы просто укажите те принципы, на которых эта машина работает.
Основную идею эксперимента он схватывал очень быстро, с полуслова и давал всегда очень интересные оценки.

Резерфорд при жизни получил все знаки отличия, включая рыцарское звание и звание лорда. Но он ненавидел чины. Когда Бор на обеде в клубе Королевского общества в разговоре с другими назвал присутствовавшего там Резерфорда лордом, тот ужасно разозлился и вне себя от ярости вмешался в разговор:
- Неужели и вы величаете меня лордом?!

Основоположник физики атомного ядра Эрнест Резерфорд так назвал свою последнюю книгу о ядерных превращениях: "Современная алхимия" (1937 г.).

На лекции датского астронома Ремера один из его слушателей спросил:
- Скажите, пофессор, куда я попаду, если я, допустим, из этого зала просверлю дыру через весь диаметр Земли?
- Вы, молодой человек, непременно попадете в психиатрическую больницу, - ответил Ремер.

Знаменитый физик Рентген, первый лауреат Нобелевской премии по физике, не имел свидетельства об окончании средней школы, так как его исключили из школы. Однажды кто-то из учеников нарисовал на доске карикатуру на учителя, который подумал, что это сделал Вилли Конрад Рентген. Вилли и не подумал оправдываться, хотя нарисовал ее не он.
Он решил сдать экзамен экстерном. Засел за книги, пришел на экзамен, уверенный в своих знаниях. Но аттестата не получил, так как экзаменатором был тот самый учитель, на которого была нарисована карикатура.
Высшее образование он получил в Цюрихском политехническом институте в Швейцарии как вольнослушатель, от которого по тогдашним правилам не требовалось свидетельства об окончании средней школы.

Как-то Рентген получил курьезное письмо: незнакомый просил его прислать несколько рентгеновских лучей, объяснив, как ими пользоваться. Оказалось, что у него в грудной клетке застряла пуля, но приехать к Рентгену он не может из-за нехватки времени.
Ученый ответил: "К сожалению, икс-лучей у меня сейчас нет. К тому же пересылать их - дело весьма сложное. Сделаем так: пришлите мне вашу грудную клетку".

Рентген экзаменовал студента, который не смог ответить ни на один вопрос.
- Скажите, чьи лекции и семинары вы посещали? - спросил наконец профессор.
Студент назвал ряд фамилий.
- Видите, какой прогресс! - обрадовался Рентген.
- Какой же? - спросил студентю
- В прошлый раз, помню, вы не могли ответить даже на этот вопрос.

В январе 1896 года В. Рентген проводил беседу с сотрудниками одного американского журнала об открытых им X-лучах. Ученый продемонстрировал своим посетителям по порядку все важнейшие эксперименты с лучами. Он также рассказал в общих чертах о своей опытной установке и описал то, что он наблюдал вечером 8 ноября 1895 года. На вопрос репортера, что он подумал при вспышке платиносинеродистого экрана, Рентген ответил:
- Я исследовал, а не думал.

Рентген долго не верил в существование электронов. Он даже запретил упоминать это слово в своем Мюнхенском институте. В мае 1905 года его ученик А.Ф. Иоффе должен был защищать докторскую диссертацию, где говорилось и об электронах. Рентген спросил его:
- А вы верите, что существуют шарики, которые расплющиваются, когда движутся?
Иоффе ответил:
- Да, я уверен, что они существуют, но мы не все о них знаем, а следовательно, надо их изучать.
Только через два года после этого разговора в институте было отменено электронное табу.

Однажды кайзер Германии Вильгельм II посетил Немецкий музей в Мюнхене. Руководство музея попросило известного физика Рентгена представить кайзеру физический раздел экспозиции. Рентген очень обстоятельно рассказал Его Величеству обо всех экспонатах.
Вильгельм II решил ответить любезностью и пригласил Рентгена в артиллерийский раздел музея, где он, сам артиллерист, мог бы тоже блеснуть эрудицией. Но он явно переоценил свои знания и недооценил знания Рентгена. Через несколько минут тот обратился к Его Величеству:
- Это знает каждый мальчик. Не можете ли вы сообщить мне что-либо посодержательнее?
Это не была намеренная дерзость Рентгена - просто он не терпел поверхностности. Он, конечно, не учел того, что нельзя требовать от человека того, чего у него нет. Рентгену не простили такого выпада.

На исходе первой мировой войны близкая к поражению Германия голодала. Семидесятитрехлетний Рентген терял силы от недоедания. Меж тем друзья из Голландии присылали ему масло и сахар. Однако он, полагая недостойным личное благополучие среди всеобщего бедствия, отдавал эти посылки для общественного распределения. И медленно таял.
Его нравственное чувство всегда оставалось неподкупным.

Роберваль — современник Герике и Бойля — доказывал своим коллегам, что упругость сжатого воздуха не ослабевает с течением времени. Однако его доводы некоторые ученые считали недостаточно убедительными, и тогда Роберваль решил драматизировать идею. Он зарядил духовое ружье и положил его в кладовую на... 16 лет. По истечении этого срока он собрал сомневающихся (тех, которые дожили до окончания эксперимента) и произвел выстрел из ружья, которое выстрелило как будто было только что заряжено.

Королевский институт Великобритании был создан 7 марта 1799 года. Инициатором его создания был граф Румфорд, который еще до 23 лет до этого звался Бенджаменом Томсоном и имел американское подданство. Но в 1776г. он переехал в Англию, через три года был избран в члены Королевского общества, получил дворянский титул графа Священной Римской империи. А по существующей до сих пор в Англии традиции, человек, произведенный в графы или лорды, может выбрать себе новое имя. Нередко оно оказывается связанным каким-нибудь образом с тем географическим местом, где проживал или проживает избранник. Лорд Кельвин, например, взял себе имя по названию речки Кельвин,протекающей около Глазго, где он, будучи Уильямом Томсоном, жил и работал. А Бенджамен Томсон выбрал себе имя в честь города Румфорда.
Через 150 лет генерального секретаря Королевского института Великобритании Мартина спросили, что дал науке институт. Он ответил лаконично: "Институт - это то место, где жил и работал Фарадей".